Соблазнение и сексуальность в Португалии: времена и обычаи

Жозе Машаду Пайш, кандидат социологических наук. Институт социальных наук Лиссабонского университета.

Перевод с португальского: Павел Елизаров.

В этой статье предлагается размышление о соблазнении и сексуальности в Португалии, связанных с ними культурными обычаями и их изменение по двум осям анализа: времена и нравы. Для этого будет взят большой отрезок времени и рассмотрены три периода:

XIX век, времена романтизма, в котором будут рассмотрены ухаживания в буржуазных кругах;
период авторитарного режима (1926–1974), времена, когда сексуальность оказывается подчинённой репрессивному дискурсивному и идеологическому порядку;
и наконец, период, начавшийся с вызова авторитарному режиму, который привёл к революции гвоздик 1974 года, времена политической свободы, которые пересекаются с временами сексуальной свободы.

Разные оттенки времени позволяют нам рассмотреть разные проявления соблазнения и сексуальности в свете социальных, гендерных и поколенческих расхождений.

Вступление

Взяв большой отрезок времени, мы сначала проанализируем ритуалы ухаживания в буржуазных кругах Португалии XIX века, уделив особое внимание коммуникативным кодам этих ритуалов, сценарии реализации которых, до завоевания публичного пространства женщиной, были сосредоточены в околорелигиозной среде, часто с церковью в качестве сцены. Пройдя через «безумные 20-е» прошлого века, мы рассмотрим продолжительное время авторитарного режима (1926-1974 гг.)¹, период, когда сексуальность оказалась подчинена жёстко репрессивному дискурсивному и идеологическому порядку, хотя и потревоженному молодёжными движениями волны мая 68-го². Наконец, с Революцией Гвоздик 1974 года времена политического освобождения переплетаются со стремлением к свободе во всех измерениях жизни, включая сексуальное. Это период, отмеченный утверждением индивидуальностей, движимом растущими возможностями для желаний. Разные оттенки времени позволяют нам рассмотреть разные периоды развития соблазнения и сексуальности, давая возможность посмотреть в новом свете на культурные ценности и их развитие в свете социальных, гендерных и поколенческих разрывов.

Культурно-историческое исследование периода XIX и начала XX века было основано на документальных, в основном литературных, источниках, в том числе на пособиях по этикету. Поскольку для анализируемого исторического периода нет другой альтернативы, следует признать, что информация, взятая из источников этого типа, не может автоматически считаться достоверной. Однако литературные источники помогают более объективно их оценить посредством множества (ре)конструкций среды. В самый последний период, соответствующий в основном последним четырем десятилетиям, уже можно было учитывать данные опросов, контент-анализ «сентиментальной почты» из женских журналов и культурные свидетельства из интервью и дискуссионных групп с участием молодых людей и, отдельно, их родителей.

Так же, как искусство соблазнения напоминает разгадку математической задачи, решение которой содержится в условии, так и чтобы найти неизвестную переменную, которую представляет собой соблазнение, была сделана попытка найти самый элегантный и надёжный логический путь к ней. Методологический способ, который был использован, состоял в том, чтобы объединить в этом уравнении способы и периоды соблазнения, а также проявления сексуальности. Что касается устойчивости и переменчивости этих моделей, были приняты социальные, гендерные и поколенческие различия в качестве внутренних факторов исторического динамизма, включающего разные временные рамки.

Сцены соблазнения в романтизме: ритуалы ухаживания

До середины XIX века общественное пространство городов было разделено по полу тех, кто в нём появлялся. Статус публичной личности был дан тем, кто пользовался общественным авторитетом и признанием. И наоборот, публичной женщиной называли проститутку, как раз потому, что она находилась в среде, где доминируют мужчины: а это нарушение правил. Добродетельная женщина хранила домашний очаг. Она должна была сидеть дома, в лучшем случае ходить на чай к подругам или на церковную службу. Поэтому церкви были сценой для самых хитроумных ухаживаний. Любовные разговоры задавали кодах невербального общения на церковном дворе и во время службы.

Он — Чтобы сказать: «Какая ты красивая!»: положи правую руку на сердце, глядя вверх в потолок.
Она — “Я не могу вам сказать”: уроните служебник.
Он — “Я буду очень рад, если получу ответ”: сожми руки, подняв их на уровень груди.
Она — “Напиши мне”: откройте служебник, медленно листая его.
Он — “У меня есть для тебя письмо”: расстегни пиджак правой рукой и сразу застегни левой.
Она — “Мама что-то подозревает, нужна осторожность”: почеши нос, закрыв служебник.
Он — “Твой отец что-нибудь знает?” Почеши за ухом.
Она — “Ты мне очень нравишься”: зажми закрытый служебник в руках.
Он — “Ночью пройду под твоим окном”: подними шею и почеши подбородок.
Она — “Покажись, пока я стою у окна”: быстро полистай книгу³.

Монастыри были известны ассортиментом своих сладостей. Отречение от любовных утех не гасило пламени любви. Достаточно вспомнить впечатляющий список сладостей в монастырях девятнадцатого века, которые монахини предлагали своим поклонникам, жаждущим вкусностей. Неспроста названия португальских сладостей и сейчас носят сильную монастырскую традицию, например, такие деликатесы, как: животы монахини (barrigas de freira), любовные пирожные (bolos de amor), грехи аббата (pecados de abade), поцелуи монаха (beijinhos de frade), ангельская каша (papos de anjo), вздохи Санта-Катарины (suspiros de Santa Catarina), небесное сальце (toucinho do céu) или грудки молодых послушниц (maminhas de noviças)⁴.

Именно в этом контексте появляется знаменитый ритуал щипания. Его обычно исполняли рядом с чашей святой воды, не забывая стратегическую заповедь, которая говорила нам смотреть в правую сторону алтаря (Epístola), при этом щипали с другой стороны (Evangelho). Операция требовала определенного мастерства, потому что железные дужки платьев защищали женщину вниз от талии, и чтобы ущипнуть «седьмое небо», то есть бедро, нужно было научиться просовывать руку под приступком до тех пор, пока весь проволочный каркас не будет слегка приподнят. Несколько щипачей, которых поймали за руку на «небе», были сосланы в Бразилию за разврат. Более незаметным было «щипание груди», потому что наглец, перекрестившись правой рукой, подло двигался левой в сторону груди дамы. Пока у алтаря священник кричал: «Gloria Tibi, Domine!» тихие вздохи — «ой, ой!» — оскверняли тишину церкви⁵. На процессиях тоже происходило много интересного. Везде подмигивания, закусывание губ, поцелуи “aba beijada”: целовали поля шляпы, когда было невозможно поцеловать ту, кого хочется. Самые смелые и опытные в искусстве щипания не упускали возможности, предоставленной собраниями. Некоторые пересекали границу страны, чтобы щипать испанских девушек на процессиях или в церквях. В Мадриде, Саламанке или Севилье, если какая-нибудь испанка чувствовала, как её щипают за бедро или кусают за руку, она сразу подозревала, что поблизости португалец.

В середине XIX века в Лиссабон пришла парижская мода, и городские дамы не хотели упускать возможность быть в курсе заграничных новостей. Шиаду (центр исторического Лиссабона), а позже Passeio Público были в центре внимания. Это было завоеванием общественного пространства буржуазной женщиной. Любовь к выходу в свет в садах, театрах и на улицах побуждает женщин отмечать свое присутствие говорящими знаками⁶. Тем самым «лентам» и «бантам», которые крепились сзади на женской талии, давали точные прозвища, такие как: «Следуй за мной, синьор», «Ущипни меня здесь!» или «Папа, женись на мне!»⁷.

Когда буржуазная женщина начинает появляться в городском общественном пространстве, до этого бывшем территорией истинно публичных женщин (проституток), осторожные супруги этих уважемых дам чувствуют неприятную угрозу. Что, если их жён примут за других женщин, за проституток? Именно тогда, в середине XIX века, законодатели начали действовать, принимая меры по наведению порядка в общественном хаосе, то есть, чтобы их уважаемых женщин не путали с проститутками. И что они делают? Регулируют проституцию. Публичных женщин надо загнать в гетто, на обочины городского пространства; в дома, предназначенные для этих целей, чтобы уважаемые дамы могли ходить по улицам, не будучи перепутанными с другими⁸.

Кроме буржуазных женщин, в городском пространстве были и другие. Во второй половине XIX века усилились миграционные потоки в города и пригороды. Работницы, горничные и портнихи в поисках лучшей жизни мечтали, что кто-то отведёт их к алтарю. Флиртовали в рабочих посёлках и на фабриках, где работали их жители. Там на девушек обратили внимание. Горничные часто попадались на обман военных и полицейских, увлекаясь шелестящими усами. Их завлекали не только соблазнители в форме. В буржуазных и аристократических домах половое посвящение мальчиков часто случалось с юными служанками. Внимательный поэт заметил: «От стыда сгорает / Нежная служанка / Когда домашний мальчик / Зацеловывает её / Или кладет руки ей на грудь»⁹. Что касается портних, то скудный доход от иглы заставлял некоторых из них покупать своим телом то, чего игла не давала. Они меняли швейную машинку на грусть публичного дома. Часто заманенных и соблазнённых ложными обещаниями, горничных и портних стали привлекать к тайным встречам. Их преследовали мужчины со странными бородами, гуляющие на широкую ногу рабочие с обещаниями и напитками, состоятельные старики и женатые мужчины. Слуги и портнихи были профессиональными категориями, которые чаще появлялись в списке проституток, зарегистрированных в муниципалитете Лиссабона во второй половине XIX века.

Ближе к концу XIX века появилась новая модель встреч с любовницами у них дома. В согласии с мелкобуржуазными идеалами, любовницы и содержанки отлично вписались в супружескую модель, воплотившуюся теперь в параллельном союзе, в случае женатых людей; или в замещающем союзе, в случае холостяков. Для примера возьмём любовь Артура к Кончите, о которой рассказал Эса де Кейрош в «Столице». Когда Артур прибыл в Лиссабон, его друг Мельхиор однажды ночью затащил его на вечеринку. В карете они были уже в компании двух огненных андалузок, и одна из них, Кончита, нежно держала Артура за руку. Артурзинью сразу влюбился в испанку, из-за такого маленького знака любви. И влюбился ещё сильнее, когда Кончита рассказала ему о жизненных невзгодах, которые заставили ее пройти такие сложные пути. Muy desgraciada! Артуру сразу пришла в голову мысль, что он должен её исправить. Дать ей квартирку, нежную поэтическую любовь, туалеты и уважение как к жене… Несмотря на ошибки и разочарования, как в случае с Артурзинью, появилась новая чувственность, когда сексуальные услуги, хоть и за деньги, превратились в симулякры соблазнения, чувства и привязанности.

На рубеже XIX и XX веков городские жительницы начали отстаивать права, к которым имели доступ только мужчины: занятия спортом, езда на велосипеде, ношение брюк и даже курение. Тело обнажается. С модой на морские купания на пляжах впервые появляются голые ноги. Среди купающихся шла борьба за элегантность. Если девушка отказывалась идти на пляж, её парень сразу подозревал, что стыд возлюбленной был вызван страхом показывать талию. Безумие купаний было связано с постоянными кампаниями за свободную жизнь в контакте с природой. Некоторые феминистки продвигали эту идею, катаясь на своих любимых велосипедах под свист и одобрительные или осуждающие комментарии мужчин.

Переход от свиданий у окна к свиданиям в кино был связан со значительным изменением менталитета. Фактически, окно было инструментом в ритуалах ухаживания. К свиданиям у столба, как их еще называли, терпимо относились некоторые более либеральные матери и их лучше воспринимали соседи, матроны старались подсмотреть свидания дочери соседа. Несомненно, влюбленные увидели, что их интимное пространство настолько нарушено, что некоторые, более хитрые, в конце концов нашли способ избежать сплетен соседей: иногда с помощью любовных записок, которые опускали и поднимали из окна на веревке; или через самодельные трубки, работающие по основным акустическим принципам, подобным тем, по которым потом потом появилась акустическая связи через провода, что сделало возможным позже свидания по телефону. Пока наконец не пришло кино, незаметная близость между влюблёнными. В темноте кинотеатров контакты были случайными, но приятными, руки дрожали от желания прикоснуться. Из образа женщины пропали подтяжки и корсаж. Её короткие волосы а-ля гарсон, голая шея, легкая одежда, удобные туфли символизировали полное изменение менталитета по отношению к традиционной городской женщине. Танцы начала двадцатого века (фокстрот, уанстеп, танго, шимни и т. д.) подразумевают смелые, горячие наряды. Это было безумие 1920-х годов, после которого пришли долгие десятилетия сексуального подавления.

Сексуальность под присмотром: времена авторитаризма

В период с 1926 по 1974 год Португалия жила под эгидой авторитарного режима, который строго морально ограничивал сексуальность. Традиции были противопоставлены новизне. Салазар, харизматичный лидер правительства, боролся со всем иностранным, нарушающим культуру «добрых обычаев». Даже Coca-Cola не избежала этого, когда пыталась попасть на португальский рынок. Несмотря на заманчивую рекламу от Фернандо Пессоа — «сначала настораживает, потом затягивает» — Салазар в письме, адресованном европейскому директору транснациональной компании, предупреждал: «Я всегда был против её появления на португальском рынке […]. Португалия — консервативная, патерналистская страна и — слава Богу — «отсталая» — термин, который я считаю скорее лестным, чем уничижительным»¹⁰.

Семья была одним из главных оплотов идеологической доктрины режима. В области сексуальности выделялась репродуктивная сексуальная функция женщины, которая должна была быть любящей и покорной женой, помимо роли жертвенной и добродетельной матери. Повседневное поведение постоянно подвергалось моральной проверке. Комиссар Португальского Юношества (Mocidade Portuguesa) — организации с протофашистскими чертами — выступал в защиту того, что девочки должны отказаться от занятий такими видами спорта, как плавание, теннис, водные виды спорта и от других игр, которые могут спровоцировать «деморализующее влияние на моральность, которой мы хотим от наших женщин»¹¹. Танцы не рекомендовались, как якобы приводящие молодых женщин к бесплодию и извращающие инстинкты материнства, в дополнение к другим нежелательным побочным эффектам, таким как «бессонница», «умственная отсталость», «нарушение кровообращения», «явления самоотравления», «спастические неврозы» или «аномалии памяти и речи»¹².

Проявления любовных чувств в общественных местах — такие, как поцелуи или рука в руке — были объектом репрессий со стороны полиции за нарушение «добрых обычаев». В 1950-х годах город Лиссабон ввел суровые штрафы для предотвращения посягательств на общественную мораль, которые практиковались в районах «зеленой городской растительности» в столице, таких как лесопарк Монсанто. Штрафы увеличивались последовательно по шкале морально оцененных преступлений: «рука в руке»; «рука там [женский половой орган]»; «это [пенис] в руке»; «это там» (вагинальное проникновение); «это за этим» [анальное проникновение] и «язык там [оральном сексе]» — самая наказуемая из всех атак на мораль¹³. Однако сексуальная мораль принимала и продвигала различные формы социализации с учетом пола и социального положения участников. Так, мальчиков поощряли разнообразить сексуальный опыт, а девочек убеждали сохранять девственность. В высших слоях общества сексуальная инициация мальчиков часто случалась со служанками. Они не только застилали кровати, но и спали в них с сыновьями своих начальников ради удовольствия или из страха перед увольнением¹⁴.

В рабочих кругах сексуальная инициация мальчиков чаще случалась с проститутками. Фактически, дети готовили к раннему включению во взрослый мир, совмещая детские и мужские развлечения. Когда им исполнялось семь или восемь лет, они начинали работать, и на те немногие монеты, которые получали, шли в цирк, на карусель и к женщинам в палатках тира, которые продавали газировку и поцелуи. Они собирались в убогих тавернах, «ходили туда, чтобы притворяться мужчинами: пить, играть и обсуждать футбол, куря и ругаясь»¹⁵. Была ранняя социализация, социально мобилизованный переход к мужским ценностям. В отличие от мальчиков, девочкам было очень трудно разделить сферы сексуальности и брака. Флирт был в локальном контексте, например, на фабриках. Там парни засматривались на девушек. А на танцах по выходным они снова находились под присмотром матерей или тёток, которые их сопровождали и наблюдали за ними.

В сельской местности флиртовали в повседневной жизни: на вечеринках и фестивалях, в церковном дворе, в деревенских фонтанах и во время работы. Например, после сбора урожая сельчане собирались ночью вокруг костра, и самое видное место занимали девушки на выданье, которые пряли вместе с матерями, смотрели на огонь и ходили петь и танцевать, когда парни их приглашали, откладывая прялку. Эти собрания с прялками будут запрещены за то, что их проводят в ночное время с собраниями мужчин и женщин. Праздничная атмосфера не отменяла гендерного неравенства. Так, на северо-востоке Португалии “праздник ребят” всё ещё был обрядом посвящения в мужчины. Обряд, проводившийся в рождественский период и во время карнавала, известный как “праздник ребят” или “праздник погремушек”, потому что мальчики носили жестяные или деревянные маски, а по поясу были обвешаны погремушками. Девочки были мишенью для наряженных ребят. За ними бегали в карнавальном хаосе, а когда ловили, то качались, имитируя половой акт. Мужская идентичность отмечалась празднично, трансгрессивно и оргиастично. Именно в этой сфере взаимодействий строилась мужская идентичность, состоящая из паутины соучастий, которая потом распространялась в тавернах, кафе и борделях. По сути, праздник ребят был для них возможностью, вылезая из-под материнских юбок, приобщаться к мужским порокам. Одним из ярких моментов таких мальчишников были сценки, полные пикантных и сатирических высказываний, обыгрывающих социальные проблемы. В этих сценках заключались невероятные браки, перетасовывались социальные иерархии, богатые женились на бедных, в ритуале инверсии статуса. Это была анархическая пародия на порядок, настолько преувеличенная, что анархия просто отдыхала. Целью сценок было решение проблемы брака, включающей семейные споры из-за личных интересов и экономических конфликтов. Кто на ком женится? Кто подойдёт жениху? Кто достоин одарённой девушки? Когда молодые люди достигали возраста влюблённостей, здравый смысл подсказал им: «Если очень хочешь жениться, ищи себе ровню». На самом деле, родители молодых людей тоже были предупреждены народной мудростью: «Жени своего сына на равной себе, и о тебе не будут плохо говорить». Ухаживания, казалось, были вписаны в механизмы воспроизводства того же класса, которые ограничивали социальную мобильность. Нормы эндогамии не только ограничивали индивидуальную автономию, но также служили для регулирования и защиты управления активами между поколениями из-за эффекта наследования. В этой логике идеальным браком был тот, в котором родовые состояния потенциальных жениха и невесты находились в уравновешенных отношениях, что служило основой для равноправных переговоров. Стратегии социального воспроизводства оказывались защищены институтом брака. Сохранение наследия обеспечивалось размещением внебрачных и законных детей в разных местах. С одной стороны, у нас были бы женщины, подходящие для замужества, чтобы иметь законных детей, с учётом их приданого; с другой стороны, те, другие, с которыми можно было время от времени встречаться, так называемые походы налево или случайности, которые часто приводили к появлению незаконнорожденных детей, также известных как zorros. Кто были эти “другие”? Те, кто остался вне брака, потому что у них не было приданого: простые работницы, гувернантки, служанки, цыганки, пастушки, угольщицы, официантки в тавернах, швеи и ткачихи — профессии¹⁶, широко представленные в группе матерей с внебрачными детьми.

Революция Гвоздик: времена свободы

С Революцией Гвоздик в апреле 1974 года произошла очевидная либерализация нравов. Показ бразильской мыльной оперы «Габриэла, корица и гвоздика» по роману Жоржи Амаду, с очень смелыми сценами, почти парализовал страну, даже приостановив заседания парламента. Никогда не забуду, как в деревенской таверне на севере Португалии старичок с улыбкой плюнул на пол, критикуя поцелуй взасос в сцене из сериала. Несколько дней спустя в том же кафе он хвастался, что повторил этот эксперимент дома, хоть ему и пришлось преодолеть сопротивление жены. Стала появляться новая эротическая чувственность. Бразильские сериалы приносили соблазны в деревни, которые жили с подавленной сексуальностью, как будто ураган встряхнул строгие традиционные устои.

По мере того, как традиция отступала, повседневная жизнь открывалась для новых возможностей и экспериментов. В 1994 году, когда Лиссабон был европейской культурной столицей, опрос по поводу культурных практик Лиссабона выявил существование социокультурных течений, открытых для процессов персонализации и индивидуальной автономии. Однако гендерные различия сохранялись. Механизмы влечения различались, когда спрашивали об атрибутах «интересной женщины» или «интересного мужчины». В первом случае выделялись «выразительные глаза или рот», «волосы или причёска», «способ одеваться», «умение хорошо готовить», «соблазнительность» и «способность соблазнять». А самыми ценными характеристиками мужчин были «ум», «умение говорить», «чувство юмора», «уверенность в себе», «культурность», «финансовая обеспеченность» и «шарм»¹⁷. Другими словами, в идеальных типах мужчины и женщины не пошатнулось традиционное представление, которое ставит воспитанного и сильного мужчину перед красивой и выразительной женщиной. Однако с окончанием авторитарного режима португальские женщины добились успехов, весьма значительных: как с точки зрения доступа к образованию и работе, так и с точки зрения их финансовой автономии. Усилилась позиция женщин и в части соблазнения. По данным упомянутого опроса, около 50% опрошенных женщин, в том числе замужние и пожилые, признались в привычке соблазнять кого-то противоположного пола. Когда-то семейная женщина, взявшая на себя роль соблазнительницы — домохозяйка, работница текстильной отрасли, медсестра или воспитатель, — почти всегда рассматривалась как соблазнительница, а потом уже что-то ещё.

Эта либидозная культура сопровождалась большим спросом на отношения и общение, также присутствующее в социальных сетях. Однако, особенно у женщин, желание сопровождается страхом быть отвергнутой. Сентиментальные письма в некоторых женских журналах, которые некоторые женщины покупают, а многие мужчины притворяются, что не читают, наводят на мысль о сильной борьбе между желанием экспериментировать со скрытыми фантазиями и угрозой отказа в их воплощении. Одна сеньора из Порту пожаловалась в журнал Maria:

Мне 38 лет, и у меня есть тайная фантазия: чтобы меня взяли на раковине в ванной. Я уже давала мужу понять, что хотела бы это сделать, но он сказал мне, что это невозможно, потому что я слишком толстая, а раковина новая¹⁸.

Мы узнали от теоретиков рефлексивной модернизации¹⁹, что жить в рискованном обществе означает жить в состоянии постоянных просчётов последствий своих действий. Что лучше, новая мебель или мимолетное удовольствие? В этих популярных журналах также встречаются признания, соответствующие модели рефлексивной модернизации, которая играет с успешными экспериментами, но обычно проживаемая в одиночестве и не без тревог. Фактически, одна из причин, по которой рефлексивность своего «я» даёт более точное и глубокое знание о себе, заключается в том, что она помогает уменьшить зависимость от других в сфере эротизма. В журнале Mulher Moderna сеньора спрашивала, напуганная:

Я увидела рекламу мобильного телефона на иностранном канале телевизора, из-за которой я вспомнила любопытный факт. Дело в том, что, хотя у меня удовлетворительная сексуальная жизнь, я всегда мастурбировала с помощью вибраторов. Оказалось, что эта реклама была про вибрирующий мобильный телефон. Смогу ли я использовать свой телефон для этих целей без вреда для здоровья²⁰?

Мы уже знали, что сотовые телефоны многофункциональны. По ним можно разговаривать, отправлять сообщения, играть в игры, фотографировать, снимать видео, вести календарь, будильники и т. д. Но возможность адаптировать их для сексуальных функций показывает, как далеко может зайти рефлексивная модернизация, если она поддерживается экспериментами при помощи новых и мобильных технологий. Глобальный опыт современности делает интимные характеристики личной жизни открытыми для повседневного опыта, который больше не зависит только от традиций или индивидуальной воли, но и от различных технологических вмешательств. В некоторых борделях на севере Португалии я обнаружил, что некоторые пожилые люди с проблемами эрекции часто прибегают к сексуальным стимуляторам, вибраторам и дилдо (резиновый пенис, закрепленный ремнем, который крепится на талии). В обществе, всё еще руководствующемся мачистскими ценностями, мужчины вынуждены быть сексуально активны на постоянной, неизбирательной и компульсивной основе. Медицинские и технологические инновации, внимательные к рыночным нишам, могут в этом помочь²¹.

Ценности и поколения

Теперь попытаемся изучить возможные конвергенции и расхождения, которые могут сблизить или разделить разные поколения с точки зрения ценностей. Одна из самых ярких черт — это большая склонность молодых людей к отказу от обязательств. Раньше парни почти всегда рассматривались как потенциальные супруги. Семья, как оплот нежных и интимных отношений, была обязана следить за репутацией девушек, на которых ложилось тяжелое бремя защиты чести семьи. Родители жестко контролировали флирт, который из-за этого происходил тайком, особенно через окно: она в окне, он дежурит рядом, склонив шею.

Летисия: Раньше встречались у окна …
Артур: Тайком! […]
Леонель: Ходили с братьями и родителями […].
Сильвио: Да, свидания были почти свадьбой!
Летисия: Настолько, что есть люди, которые не очень стары, лет 50, и единственный мужчина, который у них был в жизни, — ее муж. А больше никого не было …
Хосе: А сейчас у девочки уже… ну… в 16 лет…
Артур: Есть где-то четыре мужа!!! [смеется] (Интервью с группой молодёжи)²².

Конечно, во всех поколениях любовные встречи проходят через последовательные стадии, так называемые стадии любви (ordo или gradus amoris): взгляд, разговор, прикосновение, поцелуй и «это» (factum)²³. Однако современные молодые люди эти этапы проходят в скоростном темпе. В прошлом, чтобы добраться до factum, приходилось преодолеть много шагов. Мальчики, как правило, допускались к родительскому дому подруги только тогда, когда отношения уже были относительно прочными. Сегодня часто зовут домой друзей и парней, чтобы пообщаться, поспать, и поделать всё, что только можно вообразить.

Шана: Мой муж пришёл в дом моих родителей только накануне свадьбы!
[…]
Анастасия: […]. Приводила ли я когда-нибудь к себе домой мальчика?
(из интервью с группой матерей)²⁴.

С другой стороны, девушки считаются более любвеобильными. Если правда, как утверждает Октавио Паз (La Llama Doble. Amor y Erotismo), нет настоящей любви без свободы женщин, то вполне возможно, что большая способность девушек привлекать, но также и их большая свобода побеждать или отвергать, является отражением обрушения понятий о том, что когда-то считалось преступлением, а сегодня становится (или не становится) склонностью к любви или экспериментам. В недавнем исследовании сексуальности португальцев выяснилось, что в поколении 18-24 лет только 2,8% мужчин и 4,7% женщин сообщили о позднем половом опыте (старше 17 лет), тогда как в поколении 55-65 лет соответствующие проценты составляют 20% и 50%²⁵. Старые времена, когда сексуальная инициация девочек происходила в первую брачную ночь, а мальчиков в публичном доме, уже прошли. Да, в старших поколениях (бабушек и дедушек, родившихся в первой половине прошлого века) была некая святость девственности, считавшаяся символическим капиталом репутации, скромности и целомудрия. В следующих поколениях мы видим потребности в сексуальном удовольствии, личных переживаниях, которые приводят к построению рефлексивных субъективностей. Использование таблетки следующего дня решительно способствовало сексуальному освобождению. После революции 1974 года расширились добрачные отношения, выросла рождаемость вне брака и беременность в подростковом возрасте.

Среди молодых людей, родившихся после Революции Гвоздик, дискуссия вокруг популярной пословицы — «Мужчине площадь, женщине дом» — была проверкой стойкости дихотомии мужественности / женственности, противопоставляющей пассивной и покорной женщине (отнесенной к бытовая сфере) активного и опытного мужчину (доминатора публичного пространства). Молодые женщины явно проявили признаки разрыва с этой моделью отношений, заявив о демократизации супружеских отношений, основанных теперь на эгалитаризме и товариществе. Однако мальчики, даже в шутку используя поговорки («Я согласен, но мужчина в кафе, а женщина на кухне »;«мужчина смотрит футбол, а женщина моет посуду »), явно давали понять, что модель еще не ушла в историю. Гендерное разделение в этом случае перекрывает разделение поколений²⁶.

Заключение

Соблазнение в разные времена можно отнести к категории стратегических игр. Они, однако, стали более гибкими из-за социальных изменений, которые подорвали самые серьезные ограничения, которые когда-то ограничивали сближение между полами. Несомненно, ухаживать, ухлёстывать или соблазнять … — это практики, которые продолжают влиять на поведение. Однако вслед за тезисами Сеннета²⁷ было также обнаружено, что там, где преобладает более активная и ритуализированная социальная и общественная жизнь, чаще наблюдается сходство между сферами театра и улицы, как это происходило в ритуалах ухаживания в городских кругах XIX века. То есть, соблазнение в период романтизма было более артистичным и трудоёмким. Кокетки были настоящими артистками в искусстве соблазнения, начиная с того, как они обращались с веером как средством общения: закрывая его или открывая; хлопая им по правой или левой руке; сильно или слегка встряхивая; глядя с обеих сторон, с открытыми, закрытыми или полузакрытыми глазами; повторно открывая и закрывая его, и т. д. Все эти хитрые манипуляции транслировали коды любовного общения. То же самое относилось к служебнику, шарфу, серьгам, заколкам для волос, сумочке или зонтику. Мужчины же говорили с помощью трости, карманных часов, сигары, подзорной трубы… Сегодня такие артистичные средства больше не используются. Когда-то написанные любовные записки требовали особой осторожности. Любовники проходили курсы каллиграфии, чтобы преуспеть в художественной форме. Они использовали ручки со специальными перьями, которые позволяли им рисовать французские или английские буквы. Делались черновики, чтобы отточить стиль письма. Открытку брызгали духами в ожидании, что любимого или любимую узнают по запаху. Сегодня, когда соблазнение происходит при посредстве коммуникационных технологий, художественная форма отправляемых сообщений обесценивается. Количество важнее качества.

С приближением XX века коды протокольных взаимодействий уступили место кодам взаимного раскрытия, основанным на субъективности. Эта тенденция усилилась с 1960-х годов, когда возможности социальной мобильности стали более реальными. Однако, как мы видели, перед этим был длинный промежуток времени, омрачённый диктатурой. Тогда женщину ценили за покорность, целомудрие и подчинение мужу. Власть патриархата непрерывно воспроизводилась во взаимоотношениях повседневной жизни: в разном использовании общественных и частных пространств; в свободе мужчин ходить в кафе с друзьями или к проституткам; в прогулках самой пары мужчина всегда шёл перед женщиной.

Однако с символическим расцветом гвоздик в апреле 1974 года расцвели и новые ментальные рамки и социальные идеи. Португалия стала восприниматься как вписавшаяся в историческую эпоху перемен, как если бы она жила на перекрёстке множества социальных времён: одни уходят корнями в прошлое, другие проектируются в будущее²⁸. В потоке новых социокультурных течений, появились новые желания и способы сексуальной жизни. Бразильские мыльные оперы также внесли важный вклад в расширение горизонтов эротической реализации, повышение чувственности взглядов, реализацию желаний. Отдельное внимание стало уделяться внешности, потребности в общественном признании. Престиж стал завоевывать его собственный стиль. В контексте этих новых качеств молодые люди выступили в качестве наставников для смены поколений и социальных изменений. Для многих молодых людей идентичность начинает определяться тем, как они одеты и какими украшениями выделяются. Соблазнение включает в себя выразительные атрибуты: походка, способ ношения рюкзака, манера улыбки, аккуратная прическа, взгляд: в общем, повторяющиеся действия, усиливающие символическое значение «техник тела»²⁹. Сравнивая ухаживания XIX века с теми, которые в ходу сейчас, выделяется деритуализация соблазнения на фоне того, как это происходило раньше: стандартизованно, заключено в тюрьму ярлыками и протоколами. В период романтизма в соблазнении преобладал ритуал. Появилось множество руководств по этике, в которых рассказывалось о целом ряде правил поведения, которым следует следовать в буквальном смысле: как ходить, здороваться, писать записки о любви, управлять веером, тростью, шляпой, и т. д. Из руководств по этике создавали фотосериалы, радиосериалы, телесериалы, не забывая при этом брошюры, в которых перечислялись разные позы для действия, которое эвфемистически называется занятием любовью.

Для современного соблазнителя важно иметь талант быть оригинальным. Надо удивлять, быть весёлым, разным. Это секрет обольщения в наши дни. Уже нет единой формулы. Соблазнение основано на контрастных качествах влюбленных. Контраст основан на различиях, а это, в свою очередь, подразумевает оригинальность.

С другой стороны, женщины берут на себя все большую роль в любовных завоеваниях. В книжных магазинах и в гипермаркетах растёт количество публикаций, нацеленных на женщин, в которых рассказывается о тактике соблазнения и способах пробудить интерес мужчин. Это не значит, что в прошлом женщины не были соблазнительницами. Наоборот. Особенно когда притворялись, что нет. Но теперь женщины явно выступают в роли соблазнительниц. Соблазнением теперь стало не только мужским делом. Хотя оно никогда им и не было. Вернее, существует большая терпимость к факту существования соблазнительниц. Во времена авторитарного режима господствующая мораль не прощала такой смелости. Также стало ясно, что любовные отношения более скоротечны, экспериментальны и проницаемы, а чувства более расплывчаты, запутаны и обильны. Некоторое время назад я увидел на книжной полке, рядом, книгу под названием «Как сводить мужчин с ума» (Джейми Каллан) и другую, написанную в противоположном направлении: «Как расстаться с мужчиной» (Кейт Филлион и Эллен Ладовски).

Когда-то свидания были избирательными и продолжительными. Сегодня они, как правило, мимолётные, поверхностные и одноразовые. Среди молодежи длительные свидания — редкость. Сегодня не надо долго встречаться. Гуляй, наслаждайся, оставайся. Сексуальное удовлетворение больше не является оскорблением природы, как раньше утверждала пропаганда. Заниматься любовью — естественное дело. Стало меньше социальных стереотипов и больше разных путей для влечения и сексуальных ориентаций. В любом случае, соблазнение продолжает порождать образы, и не только в виртуальных отношениях, через компьютер. (…) Значит ли это, что мы живём в эпоху неоромантики? Эмпирические данные не позволяют нам заходить так далеко.

В соответствии с предложениями Гидденса³⁰, если мы примем во внимание, что романтическая любовь является основой «чистых отношений», понимаемых как отношения эмоционального равенства и согласия между партнёрами, что может происходить, но не всегда, то это трансформации аффективной близости, отмеченные относительным, но явным гендерным равенством, особенно среди молодых и городских поколений. Но при этом сохраняется неоспоримое социальное неравенство в процессах социального конструирования и субъективного утверждения женственности и мужественности.

Оригинал статьи на португальском